Записки о трансплантации

	Трансплантация органов - это новая, спорная, но самая настоящая наука. Да, в ней есть врачи от Бога и лазерные разработки от "Тошибы", но есть и другие, весьма специфические аспекты. Суперспособ Я несколько лет проработал медбратом в отделении кардиореанимации одной из крупнейших клиник страны - Научного центра хирургии. Несколько раз мне пришлось дежурить с больными, перенесшими трансплантацию сердца или печени. Как правило, известие о наличии одного донора, с подтвержденными в лаборатории донорскими качествами означало начало сразу двух пересадок: сердца и печени. Операции проводились параллельно - в соседних операционных. Средняя продолжительность трансплантации сердца - 6-10 часов, трансплантации печени - 16-20 часов. В наше отделение они попадали уже прооперированные - под строжайшее наблюдение реанимационной бригады, а точнее - для стратегического контроля за каждой секундой их нестабильного существования. Перед тем как войти в "пересадочный" реанимационный зал, надо было полностью снять всю свою одежду и надеть стерильную больничную. Вообще, главное условие работы с "пересадочниками" - абсолютная стерильность. А еще надо было много работать - все 24 часа рабочих суток. Перерывы - перекур и еще одна чашка кофе. Помню, что когда утром я, наконец, сдавал смену и мне надо было идти в институт, это было очень непросто сделать. Из-за суточного стояния и бегания невыносимо болели ступни. Это уже потом медбрат Игорь Балыков придумал суперспособ - "засовывание ног в раковину под ледяную воду на 10 минут". Господи, как это было приятно! Очередь Даже просто вероятность замены (не говоря уже о самом факте) своего органа на чужой оказывает определенного рода воздействие на психику реципиента (донору-то, понятно, все уже на веки вечные по одному месту). Те, кто попроще, публично делятся характерными переживаниями: "Во дела! И как же теперь во мне чужое сердце будет биться? Человек с ним жил-жил, чувствовал, а теперь я с ним тоже буду жить? Выходит, чужую жизнь доживать буду?" Или: "А сердце хозяина помнит?", "А душа ведь в сердце, что ж мне теперь - с чужой душой жить?" Медперсонал терпеливо объясняет, что сердце - это всего лишь бионасос для перекачки крови и ни-че-го больше; что все как было, так и останется плюс шанс еще чуть-чуть пожить. Обычно все всё сразу понимают, но иногда попадаются пациенты с прямо-таки патологической гиперрелигиозностью, досадно осложняющей пред- и постоперационную реабилитацию. Те, кто посложнее, - рефлексируют спокойно, без лишнего. Надо - значит надо, жизнь одна, на самокопание времени нет. Как правило, это разносортная интеллигенция с высшим образованием и средним достатком. Такие просто терпеливо ждут своей очереди и ежедневно, уважительно-вежливым тоном, осведомляются у лечащего врача о текущем положении вещей. Еще есть те, кто побогаче, "блатные": директора, основатели, руководители, родственники... Эти ждут своего часа в персональных одноместных палатах, максимально сепарируясь от остальных больных и от атмосферы больничных будней. У них своя еда, своя вода, свой телевизор, свой туалет. Отличительная особенность данной категории - перманентные попытки посягнуть на самое святое: порядок очереди на операцию. Руководству клиники и ведущим хирургам предлагаются большие деньги, дорогие подарки, гектары недвижимости, роскошные автомобили - все что угодно. Но почти всегда - безрезультатно. Здесь совсем другие ставки: все знают, что "иначе - смерть". Каждый человек боится смерти, исключений нет. И когда жизнь поворачивается так, что реально возникает ее скорая вероятность, этот страх становится огромным, и человек сильно меняется. Он готов на все - только бы жить. Смерть мозга и другие проблемы Парадокс, но с момента открытия отечественного Института трансплантологии до первой пересадки сердца прошло почти 20 лет! Спасибо партии родной: советские лидеры считали использование сердца, продолжающего пульсировать даже при диагнозе "смерть мозга", в целях трансплантологии действом, несовместимым с коммунистической идеологией. А между тем только такое сердце и есть донорское. И если самая первая пересадка сердца в мире была произведена в 1967 году южноафриканским доктором Кристианом Барнардом (пациент скончался через 18 дней от пневмонии), то у нас - лишь в марте 1987-го (пациентка академика Валерия Шумакова прожила еще 9 с половиной лет). Дефицит донорских органов, особенно таких, как сердце и печень, - одна из главных проблем отечественной трансплантологии. Сотни пациентов умирают в больницах, так и не дождавшись долгожданного "капремонта". И дело именно в Системе - в ее вопиющей осталости и нищете. Если в США 220 центров трансплантации печени, а в Европе - 95, то в России, извините, всего 3! Неудивительно, что из 50 000 операций пересадки печени, сделанных на сегодня в мире, на долю России приходится всего 84. Это при том, что этот сложный вид оперативного лечения - только по официальной статистике - жизненно необходим почти двум тысячам россиян. Еще один барьер: высокая стоимость подобных операций. Бюджет операции по пересадке сердца составляет $100 000, печени - $500 000. Согласись, даже просто представить себе, как выглядят такие суммы денег, может далеко не каждый. Криз отторжения (КО) начинается в среднем через месяц после трансплантации. Суть этого явления проста - иммунная система реципиента определяет донорский орган как нечто чужеродное, пытаясь избавиться от него всеми возможными средствами. Как бы удачно ни прошли операция и реанимационный период, ни один врач не рискнет прогнозировать динамику состояния больного до окончания первого КО. Чтобы остановить криз, больному вводятся большие дозы иммунодепрессантов. В результате с ним происходит нечто вроде СПИДа: иммунитет задавлен, организм открыт для любых инфекций. Именно из-за этого часто начинаются летальные заражения крови, сепсис - одна из самых частых причин смерти у больных после трансплантации сердца и печени. Печень Профессор Сергей Готье - ведущий специалист по пересадке печени в нашей стране. Именно он сумел хотя бы частично решить проблему недостатка донорской печени, разработав методику "родственных трансплантаций". В этом случае донором является один из ближайших родственников оперируемого. Разумеется, реципиенту пересаживают не весь орган целиком (как в случаях с печенью, взятой от погибшего донора), а лишь ее небольшой фрагмент, способный к регенерации до жизненно-необходимых норм. Смертность реципиентов при этом минимальная. Доноры тоже обходятся "малой кровью" - послеоперационные осложнения у них практически отсутствуют. Тем не менее профессор Готье считает родственное донорство, как он сам говорит, "актом истинного героизма", справедливо полагая, что очень немногие способны пойти на подобный риск даже ради ближайшего родственника. Кстати, его ноу-хау - одна из немногих отечественных разработок, активно применяемых ведущими мировыми трансплантологами. Я дежурил с больными Готье. Может поэтому, в моей памяти глубже отложились они, а не он сам. Если честно, то у меня хирурги никогда не вызывали настоящего уважения. Стерильные слесаря, профессиональные копуши в человеческом мясе, какой-то наигранный необоснованный пафос… Хотя, именно Готье (внешне похожий на Розенбаума) отличался от прочих - как раз скромностью и умеренностью. Так вот, сорокалетней Наталье Ромашовой он пересадил трупную печень, целиком. Она все время лежала спокойно и молча, ни на что не жалуясь и ничего не требуя. Но как-то среди ночи, она вдруг тихо попросила принести ей томик Цветаевой. Реаниматолог отказал ей, мотивируя необходимостью соблюдения полной стерильности. Мол, «от книги можно инфекцию подцепить», и, в общем, был прав, наверное. Еще через час у Ромашовой резко поднялась температура, а уже через четыре - она умерла, буквально сгорев от молниеносного заражения крови. Этиологию инфицирования так и не установили. «Потерянно, совсем без цели, я темным переулком шла. И, кажется, уже не пели — колокола». АКШ Операция аорто-коронарного шунтирования (АКШ), обязанная своей известностью первому президенту России Борису Ельцину, по своей сути - та же трансплантация. Только "ауто": от себя родного - себе же любимому. В Европе и США технология АКШ уже несколько лет является предметом рекламных кампаний и PR-акций. Их цель - убедить потенциальных клиентов в том, что АКШ - вовсе не опасная и тяжелая операция, а простенькая, почти косметическая процедура, способная значительно облегчить их существование. Это единственный способ оперативного вмешательства, удостоенный чести рекламироваться на ТV. 45-секундный ролик, ротируемый на национальных (а значит - государственных) телеканалах Америки и стран ЕС подробно описывает всю выгоду от сей манипуляции, представляя АКШ эффективным и безопасным способом омоложения организма. Первые кадры - лицо пожилого мужчины, драматически переживающего так не вовремя наступившую старость. Камера отъезжает, крупный план - тучный старик, погруженный в задумчивую грусть. Неожиданно он хмурится и прикладывает руку к груди - туда, где сердце. С каждым мигом ему все хуже и хуже... Голос за кадром произносит: "Она может давить, жечь, душить и колоть твое состарившееся сердце, причиняя нестерпимую боль. Ты не один - стенокардией страдает более 50% мужчин старше 45 лет. Хочешь знать ее причины? Твое сердце - насос, который перекачивает кровь, несущую жизнь каждой клеточке твоего организма, - само нуждается в кровоснабжении. Для этого ему служат пять коронарных артерий. Но с годами они становятся жертвами атеросклероза и гипертонии - болезней, делающих сосуды непроходимыми. Вот откуда взялась твоя боль - это сердце задыхается без кислорода. Дальнейший выбор за тобой: ты можешь есть таблетки пачками, а можешь сделать несложную операцию, которая подарит тебе вторую молодость!" Далее схематично показана суть операции. У пациента изымается самая длинная и толстая поверхностная вена ноги. Она нарезается на участки, которым суждено стать шунтами, - обходными путями, по которым кровь снова беспрепятственно хлынет из аорты в сердце, минуя старые, забитые холестерином сосуды. Если шунт один - это просто АКШ, если два - 2АКШ, три - 3АКШ и т. д. Операция действительно прогрессивная и нужная, но "вторая молодость" - слишком уж громко сказано. Цель все та же - отсрочить смерть, а АКШ - всего лишь соломинка. По крайней мере я лично и довольно часто выписывал в посмертном эпикризе: 3АКШ, 4АКШ, 5АКШ... Путать цели и средства - еще одно свойство каждого. Все хотят, чтобы цель средства оправдывала, но вот только почему-то в итоге - они ее обгаживают. Капитан Офицер атомной подлодки, мурманчанин Александр Николаевич Трошин иногда уходил в подводный поход на полгода. Он любил свою работу - плыть вперед в толще воды, ориентируясь исключительно по показаниям приборов. И пока он плавал (с 20-ти до 56-ти лет практически без перерыва) - внутри себя он безоговорочно Верил. Верил в Родину и в общее Дело, верил в Долг и Присягу, верил в боевых друзей и даже где-то в самой глубине души он верил в Бога... Еще он верил, по его же словам, "в любовь до гроба", имея в виду свою избранницу и жену - Людмилу, школьную учительницу истории. Ей он верил больше всего, всех и вся. В дни "поверхности" - заходов в порты и ремонтные доки - измен жене себе не позволял. Выпить, не вопрос, любил - поллитра грехом не считал, но по бабам - ни-ни. Ни разу ничего такого не было. Даже мыслей подобных не допускал - гнал их прочь волевым усилием. Верил, что его любят, ждут и дождутся. Вернувшись домой в своем 56-м октябре из "сотой с хером долгосрочки", Николаич узнал от опустившего глаза кореша, что у Людмилы уже третий год есть любовник - тоже учитель, ее коллега. В тот же вечер, в тяжелом разговоре, Людмила, приговаривая "ну кто он мне - ты сам подумай", факт измены все же подтвердила. Николаич плюнул ей под ноги, за пару часов собрал скромные офицерские пожитки и ушел. Навсегда. Предательство и разочарование оказались для боевого офицера-подводника, капитана 2-го ранга Александра Трошина роковым ударом. Запой, длившийся без малого два месяца, закончился добровольной отставкой. Прежняя жизнь утратила смысл - вместе с любимой женой Николаич потерял Веру - во все сразу и навсегда. Даже алкоголь не мог заглушить боль потери, наоборот - чем больше он пил, тем сильнее она становилась. Казалось, что его корабль прочно сел на мель... И вот желая восстановить справедливость и вновь обрести душевный покой, Саша (он требовал называть себя только так) дает сам себе обет: трахнуть сто баб. С этого момента, как говорили древние, anamnesis vitae est anamnesis morbi (история жизни - это история болезни). В чужой постели, на 76-й по счету женщине, он вдруг посинел и потерял сознание. В реальность вернулся в мурманской кардиореанимации, диагноз: дилатационная кардиомиопатия (патологическое растяжение мышц всех 4-х камер сердца) - заболевание, вызывающее фатальную сердечную недостаточность. Перспектива: медленная, но верная смерть. Шанс выжить: трансплантация сердца. К моменту нашего знакомства он уже несколько месяцев лежал в НЦХ, ожидая своего донора. Всю ночь он рассказывал мне свою историю, а утром выяснилось, что он первый в очереди на Жизнь и первое же донорское сердце пересадят ему. Прощаясь, Саша подмигнул мне: "Так что еще 24 ждут", но внезапно обреченно прохрипел: "А твоя, думаешь, сейчас у окна сидит и на дорогу смотрит? Неужто и ты дурак? Послушай меня - не верь ни одной, даже просто, без остального - целее будешь". Больше я Сашу не видел, а финал его истории мне рассказала одна из медсестер... Когда Сашу уже готовили к операции, он узнал, что его донор - женщина и ему предстоит жить с женским сердцем. Эта новость так его потрясла, что он вопреки всем уговорам и даже запугиваниям хирурга наотрез отказался от операции, уступив свою очередь соседу по палате. А еще через неделю он умер, так и не дождавшись другого - пусть бэушного и чужого, но непременно МУЖСКОГО сердца. Я вспоминаю его каждый раз, когда слышу слова "любовь до гроба" или "любовь до смерти". Передо мной возникает его по-детски растерянное лицо. "Сломался на 76-й, на 76-й, на 76-й..." - повторяет он с нескрываемой досадой. И тут же, вдогонку, с грустью спрашивает: "Неужто и ты дурак?.."